Одна из основных рамок, используемых для наказания мусульман в наше время, — это двоичная система «хороший-плохой мусульманин». Этот дискурс настолько распространен, что мы можем найти его в самих мусульманских общинах.
Дискурс санкционирует, какие формы мусульманства так или иначе принимаются, а какие другие рассматриваются как угроза или должны быть отвергнуты. В общем смысле можно сказать, что хороший мусульманин — это тот, кто соответствует логике современности, либерализма и вестернизации. Хороший мусульманин тоже рассматривает ислам как веру, но, конечно же, не имеющую ничего общего с политикой.
Либеральный проект, продвигающий категорию хороших мусульман, претендует на то, чтобы реформировать ислам, чтобы сделать его уязвимым для натиска вестернизации. Главная цель — разрушить антигегемонистский ислам (тот, который мы видим в Исламской Республике) и построенную вокруг него политическую идентичность. Результатом является безобидный ислам, который мы можем встретить в Саудовской Аравии. Ислам, у которого нет намерения изменить мир в политическом смысле.
«Плохой мусульманин» — это тот, кто отвергает либеральный проект, тот, кто представляет угрозу для Запада и западной идеологии. Эта угроза должна быть выявлена и устранена любыми доступными средствами, если либеральный проект хочет стать гегемоном.
«Плохой мусульманин» (тот, кто использует дискурс, стремящийся переместить ислам в общественное пространство мусульманского сообщества) понимает, что политика необходима для построения нового мира. Новый мир, оторвавшийся от Запада как нормативного центра. «Плохой мусульманин» знает, что неполитическое видение ислама — бесполезный объект, нечто бессильное и во власти западной грамматики.
Имам Хомейни, покойный основатель Исламской революции, объяснял разницу между неполитическим исламом (исламом, который может быть принят в рамках западной грамматики) и исламом, претендующим на создание автономной политической идентичности: «Если вы — мусульмане, но никак не участвуйте в канонической молитве, молитесь Богу и обращаетесь к Его имени, империалисты и союзные им деспотичные правительства оставят нас в покое. Если бы мы сказали: «Давайте сосредоточимся на произнесении азана 24 и произнесении наших молитв. Пусть они придут отнять у нас все, чем мы владеем, — Бог позаботится о них, нет силы и спасения, кроме Него, и, если Бог даст, мы будем вознаграждены в загробной жизни» — если бы это была наша логика, они не беспокоили бы нас».
Дело имама Хомейни имеет первостепенное значение для понимания смещения Запада как нормативной модели. Его дискурс ведется исключительно на языке исламской традиции, без отсылки к западным политическим доктринам. Он писал так, как будто западной грамматики не существовало. И это не второстепенная проблема. Это обозначило возможность мусульманской политической идентичности. Возможность, которой опасается либеральный проект и которую отвергает «хороший мусульманин».
«Хороший мусульманин» и либеральный проект преследуют одну и ту же цель — преобразовать ислам изнутри. Идея состоит в том, чтобы добиться «умеренного» ислама, полностью совместимого со светским порядком и Западом. Но эта трансформация встречает на своем пути огромное препятствие. После исламской революции Запад провинциализировался. Иными словами, Запад не может постоянно говорить, что политическая жизнь может выражаться только на так называемом Westernesse, родном языке западной идеологии.
В Иране разрушение старого порядка и восстановление нового порядка осуществлялись под знаком ислама. Благодаря этому мусульмане смогли стать творцами мира и истории, развенчивая западный миф, который представлял их как людей без истории и без будущего. Главным достижением Исламской революции было не падение режима Пехлеви, а децентрализация Запада.
«Плохой мусульманин» стал метафорой всего, что европоцентризм хочет искоренить. Это бесполезная попытка, потому что Запад не может перестроиться как нормативный центр. Но, несмотря на это, западная идеология представляет «умеренный ислам» как противоядие от «умеренного ислама», против деятельности плохого мусульманина. В Исламской Республике у нас также есть сторонники этого видения, видения, в котором говорится, что ислам — это «религия», а не управление (здесь мне пришло в голову несколько имен: Соруш, Шабестари…).
Либерально-умеренный ислам — это антиполитическое видение. И, как учил нас имам Хомейни, нельзя построить постзападную альтернативу, новый мир без политического. Если мы будем следовать либеральной версии, мы сможем произвести только внутризападную критику, но никогда не сможем создать автономную идентичность.
Плохой мусульманин — это возможность того нового мира, мира, в котором будет демонтирована политическая категория белизны, система, отдающая предпочтение тем, кто может выражать себя на западном языке.
Ксавьер Вильяр имеет докторскую степень в области исламоведения. Он также является исследователем вопросов истории Испании и Ирана.